Покоренная сила - Страница 64

Каждый из фактов в отдельности – случайность. Собранные вместе… Да чего уж там! Предшественник ваш Михаил Андреевич, нарисовался. Или следующий «засланец» из двадцатого века? Следующий – вряд ли. Посылок я еще не отправлял, так что с финансированием у ученых мужей, мягко говоря, хреново. Значит, предшественник. И играет он на стороне языческих волхвов, к гадалке не ходи. Собирает народ, собирает информацию.

Что еще можно сказать? Чего-то не поделил с Нинеей? Вполне возможно, иначе она мне полсотни учеников навязывать не стала бы. Рассчитывает разобраться с ним моими руками? Нет, это уже из области догадок. Пока сама Нинея не скажет, нечего и голову ломать. Что еще можно выудить из имеющихся фактов? Можно предположить, что его база находится где-то не очень далеко. Тоже в общем-то не очень достоверно. Если бы был рядом, давно бы засветился. А может быть, он недавно сюда перебрался? Откуда, зачем?

Мало информации, будем надеяться, что дед изловит хотя бы одного живьем. Тогда что-нибудь да прояснится. Но положение, надо признаться, серьезное. Два врага: внутренний и внешний. Причем внешний по квалификации и возможностям мне не уступает, а скорее всего, и превосходит. Он же ЗДЕСЬ дольше меня. Зато я про него знаю, а он про меня нет. Информация, блин, нужна информация! Если дед никого не поймает, надо будет что-то придумывать…»

– Минь, а Минь! – Мишкины размышления прервал Прошка. – Минь, сколько еще ждать-то?

– Чего?

– Ну ты велел ждать, я и жду. Покойников уже в речку скинули, разошлись все, а я жду. Ты же велел ждать, а чего тут еще делать-то? Все разошлись: кто в церковь, кто еще куда… Мне щенков кормить надо, Листвяна, наверно, уже приготовила все. А ты сказал: жди, а чего ждать-то? Вон уже нет никого, и покойники уплыли…

– Зануда ты, Прохор.

– А?

– Да так, ничего. Может, это и хорошо. Скотине всегда по многу раз одно и то же повторять надо. Пошли щенков кормить.

– Ага. Только скотине не всякой повторять надо, а той, что поумнее: собакам, лошадям…

На эту тему Прошка был готов распространяться сколько угодно, но Мишка прервал его:

– Погоди, ты Рыжуху мою видел? Сильно она побилась?

– Сильно. – Прошка сочувственно вздохнул и принялся перечислять: – Правый бок, выше к спине, чуть не до мяса ободран, правую переднюю бабку зашибла – распухла вся. И глаза слезятся, красные все. Мы с Юлькой ее полечили… Да! Она жеребая еще!

– Рыжуха?

– Так это… – Прошка удивленно поморгал глазами. – Не Юлька же!

– От кого?

– От жеребца.

– Да знаю, что не от петуха! – Мишка с досады даже сплюнул. – Разговаривать с тобой Прошка – одно мученье! От какого жеребца? У нас же такие одры водятся, что лучше уж никакого приплода, чем от них!

– Это вряд ли! – авторитетно завил Прошка. – Рыжуха кобыла с понятием, кого попало к себе не подпустит. Да и жеребцы на пастбище тех, кто послабее, от кобыл отгоняют. Кусаются, лягаются…

Прошка пустился в подробное описание брачного соперничества жеребцов, а Мишке вдруг стало так досадно, словно неведомый производитель обязан был посвататься и жениться только с Мишкиного благословения но обязанностью своей пренебрег.

«Ну вот, блин, транспорт уходит в декретный отпуск. Дожили, туды растуды. И на чем ездить будем? Когда ж она успела-то?»

– И какой срок?

– А? – Прошка, увлекшись своими рассуждениями, не понял вопроса. – Какой срок, Минь?

– Я спрашиваю: когда жеребенка ждать?

– Так не скоро еще, где-нибудь весной, лошади же целый год жеребят носят.

– Целый год, говоришь? Тогда при чем тут пастбище? Она что, на снегу паслась, когда ее… Это самое.

– Ой, и правда! – Прошка от удивления даже остановился. – Тогда не знаю, Минь.

– Чего не знаешь?

– Кто Рыжуху покрыл. Вы же тогда в Туров ездили.

– В командировке, значит, нагуляла… – Мишка осекся, слишком поздно поняв, что ляпнул вслух нечто неадекватное ситуации. – Слушай, Прош, а ты как догадался, не заметно же еще ничего?

– Ну… – Прошка неопределенно пошевелил в воздухе пальцами. – Почувствовал, эдак… Да ты у Юльки спроси, она со мной согласилась.

«Не отягченные цивилизацией умы улавливают нюансы, недоступные позднейшим поколениям. Однако, что с Рыжухой? Так плохо, что консилиум собирался? И неважно, что „профессора“ еще дети – одной нет тринадцати, я другому одиннадцати лет. У обоих – дар Божий».

– Вылечить-то сможете?

– Да конечно! – Прошка даже и не задумался перед ответом. – Все пройдет, ну, может… хромать будет… немножко. Да нет! Выздоровеет! Ты только не забывай ее, разок в день подойди, поговори, хоть недолго, ей же обидно: ездил, ездил, а как заболела, так и забыл.

«Вот так, сэр! „Ездил, ездил, а как заболела, так и забыл“. ЗДЕСЬ это говорят о животных, а ТАМ это с людьми, и не говорят, а делают. С женщинами, главным образом. И никого это не удивляет. „Темное Средневековье“, мать вашу!»

Кого он мысленно обматерил, Мишка затруднился бы определить даже для себя самого, но, дойдя до дому, тут же полез в погреб за любимой Рыжухой морковкой.

– Девочка моя. – Ласково приговаривая, Мишка оглаживал кобылу одной ладонью, а на другой подавал Рыжухе морковь. – Я тебя люблю, я тебя не забыл, я тебя не брошу. Вас у меня двое было: ты да Чиф, теперь ты одна осталась. Вы меня оба спасали, как умели, если бы не вы, мне бы уже не жить. Дурак я дурак со своей наукой. Команду создать, команду… Да кто же знал? Это я ТАМ привык – в «каменных джунглях»: есть семья, есть друзья разной степени близости, и есть команда единомышленников-профессионалов. А вот оказывается, что есть еще и нечто четвертое, не знаю, как и назвать. И не только люди. Сколько раз я ЗДЕСЬ уже по краю прошел? Почему вы меня вытаскивали? Ты, Юлька, Роська, Чиф… Кто я вам?