Покоренная сила - Страница 87

– Ну… Я, как бы, в ответе за них… После того… – Под материным внимательным взглядом Мишка почувствовал, что опять ляпнул что-то не то. – Хочется же, чтобы у них все хорошо было…

– Всё у них хорошо и есть, – в противоречие собственным словам, мать как-то невесело вздохнула, – размолвки у всех бывают, только всяким нахальным мальчишкам совать в них свой нос вовсе не надобно.

«Э-э, погодите-ка, сэр Майкл! Что-то леди Анна крутит. Когда вы намекали на ее отношения со Спиридоном, она к этому гораздо мягче отнеслась, даже с юмором. А тут сразу: „Не суй нос!“ Мать, Лавр, Татьяна – классический любовный треугольник. И обе женщины не смогли родить Лавру ребенка, правда, по разным причинам – мать с саней на полном ходу упала, а Татьяне волхв подгадил. Потом влез я со своим „колдовством“, потом появился Спиридон. Теперь вот еще и „Лешенька“ с похоронными настроениями и пристукнутым отпрыском в придачу. Как мать ахнула, когда его узнала! Близкий друг юности, побитый жизнью… Женское сердце не отозваться не может. А Лавру что с того? У него же с женой вроде бы все наладилось? Черт ногу сломит… А! И правда – не мое дело!»

– Мама, Анька сама придумала платок Николаю дать или ты подсказала?

– Ну, Мишаня, ты сегодня, видать, весь ум на воинские дела истратил! Или, – мать хитро улыбнулась, – с Юлькой на лавочке лишку пересидел?

«Блин! Уже доложили! Деревня, тудыть ее…»

– А при чем здесь Юлька-то?

– А при том! Сестры твои нигде дальше Княжьего погоста не бывали никогда, а здесь парни из стольного града. Аж изъерзались обе в седлах: «Поедем, мама, посмотрим, поедем, посмотрим» – эка невидаль! Такие же сопляки, как и везде.

– Но ведь хорошо же все получилось, мама! Отроки на вас теперь молиться готовы…

– Ничего хорошего! Боярышни себя блюсти должны! В Турове вокруг них и не такие парни крутиться будут, и что ж, к каждому вот так – нараспашку? Думаешь, она Николу пожалела? Да ничуточки! Ей надо было, чтоб все только на нее смотрели! Если она и в Турове так вести себя будет… И ты решил, что эту дурь я ей присоветовала сотворить?

– Но ты же сама…

– Да! Тебе помогала! Николая приласкала, на тех двоих и не посмотрела – сразу видно, что и женщины в Ратном воинский порядок понимают. И того, что я сделала, было достаточно, а Анька… Ну я ей еще покажу, как себя вести надо! И ты тоже хорош, сынок! Простых вещей не понимаешь, а во взрослые дела нос суешь!

Похоже было, что робкая попытка Мишки разобраться в хитросплетениях взаимоотношений женщин и мужчин в семье Лисовинов и около нее зацепила мать всерьез. Скорее всего, она и сама еще не разобралась с собственными эмоциями, взбаламученными приездом Алексея, и сработала перенятая у деда за многие годы семейной жизни привычка. У сотника Корнея тоже смущение или неуверенность очень быстро переходили в злость то ли на себя, то ли на окружающих, не поймешь.

– Минь, я отлучусь на ладью? – тихо спросил подъехавший сзади Роська. – Ходок приглашал.

– Давай, Рось. Не забудь передать насчет тех двоих, чтобы на ладьи не пускали.

– Ага, передам. Я заночую там. Можно?

– Конечно, можно. – Мишка вспомнил, что расстался с Ходоком в общем-то не по-людски, и добавил: – Ходока к нам в воинскую школу пригласи, пусть посмотрит, чем и как ты занимаешься.

Роська отъехал к ладьям, а Мишка, проезжая в речные ворота, оглянулся на оставшихся на берегу «диссидентов». Те потерянно стояли возле небольшой кучки багажа, посреди которой гордо возвышался сундук, привлекший Мишкино внимание с самого начала.

«Ох и тошно им сейчас. Одни, в чужом краю, всеми брошенные, никому не нужные. Обратно на ладью не пустят, в село – тоже. Утречком их хоть в суп клади. Да еще сундук этот до базы на себе тащить… Жестоко, но действенно – после всего этого им воинская школа Землей обетованной покажется».

* * *

Праздничное застолье явно не удалось. Лавр с самого начала принялся целенаправленно напиваться, поглощая вперемежку мед и вино, практически без закуски. В общем разговоре он участия не принимал и по мере опьянения мрачнел все больше и больше.

Алексей тоже молчал, но в отличие от Лавра почти ничего не ел и не пил, обнимая одной рукой прижимавшегося к нему Савву, которого пришлось пустить за мужской стол, потому что тот никак не желал хоть на шаг отлучиться от отца.

Дед вяло поинтересовался у Никифора подробностями пути от Турова до Ратного, а потом только заполнял тоскливые паузы то своим неизменным «Кхе!», то предложениями налить еще по одной.

Никифор попробовал развлечь присутствующих столичными новостями, но и они были совсем невеселыми.

Князь Вячеслав уехал из Турова к отцу, лежащему, по словам Никифора, на смертном одре в Выдубицком монастыре. Мономах, чувствуя приближение смерти, созвал к себе всех сыновей и взрослых внуков. Приехали даже Юрий из Залесья и Всеволод из Новгорода. Русь замерла в ожидании крутых перемен, могущих последовать за смертью великого князя Киевского Владимира Всеволодовича Мономаха.

Мишка первым заметил, что у Саввы слипаются глаза, и предложил отвести его в свою горницу, но не тут-то было. Малец вцепился обеими руками в рукав отцовой рубахи и, не издавая ни звука, с ужасом обводил глазами собравшихся вокруг него незнакомых людей. Наконец было решено уложить его спать здесь же, на лавке. Дед кликнул Листвяну и велел той принести для Саввы постель, но вместо Листвяны с одеялом, подушкой и прочими постельными принадлежностями в горницу явилась мать.

Что-то ласково приговаривая негромким голосом, она отлепила парнишку от отца, усадила на приготовленную для него широкую лавку, разула и уложила. Савва почти сразу уснул, держа ее за руку, и мать еще немного посидела рядом с ним, пока висящую в горнице тишину не нарушили звуки громкого глотания – уже успевший набраться Лавр, пользуясь тем, что на него никто не смотрит, дул вино прямо из кувшина.