«Господи, ну до чего ж золотая девка: обо всем подумала, все успела…»
– Спасибо, Юленька… Умница ты моя…
Юлька на секунду смутилась от столь непривычного обращения, но тут же ощетинилась:
– Вот еще – твоя! Размечтался! – Помолчала и ворчливо добавила: – Ешь давай. Повезло тебе: рубаху разрезали, а до тела не достали…
Наступило неловкое молчание. Мишке хотелось сказать ей еще что-нибудь ласковое, а Юлька наверняка была бы рада это услышать. Но Мишка молчал, как будто ему действительно было четырнадцать лет и не было в его долгой прошлой жизни девушек и женщин…
Паузу прервал подошедший Митька. И так, словно был не мальчишкой, а бывалым воином, обратился сначала не к старшине, а к лекарке, появлению которой вроде бы совсем и не удивился:
– Ну как он?
– Побитый, но ничего страшного, домой его надо, чтоб отдохнул.
– Идти сможет?
– Если недалеко.
«Блин! Разговаривают, как будто меня тут и нет! Безобразие… Ага, сэр Майкл! Добавьте еще: „Распустились тут без меня!“ Можно также и: „Вы меня не знаете, вы меня еще узнаете!“, „Здесь вам не тут!“ и другие бессмертные афоризмы начальствующих идиотов».
– Десятник Дмитрий!.. Гм… Докладывай: что нашли?
– Там, – Митька указал на кусты, – один убитый, в спине твой болт. Рядом лежал раненый. Тяжело – крови натекло много. По следам видно, что его перевязали и утащили. Там же еще и вот. – Митька протянул вымазанный в крови кинжал. – Твой? Под трупом был.
– Мой. – Мишка забрал кинжал, машинально попытался обтереть его о траву, но кровь уже запеклась. – Дальше что?
– Там, – Митька ткнул пальцем в сторону то ли вяза, то ли ясеня, – еще один убитый – жилы на шее перехвачены…
– Там еще самострел и второй кинжал должен быть, – перебил Мишка.
– Нету, – отрицательно помотал головой Дмитрий. – Наверно, забрали. Зато рядом седло с оборванной подпругой, а на коре кровь и лошадиная шерсть. Рыжуха что, об дерево ударилась?
– Угу, я тогда и слетел. Еще что нашли?
– Лошадиный след уходит вон туда, – Митька снова махнул рукой, указывая направление, – а людской – к реке. Куда пойдем?
– По людскому следу. Помоги-ка подняться.
Тело протестовало против любого движения, как демократ против милицейского произвола, Мишка с трудом сдержал стон, но все-таки поднялся и сделал несколько шагов. Дмитрий, не дожидаясь команды, приказал отряду растянуться цепью, и все двинулись вслед Якову. Через пару десятков шагов начали находиться стрелы, выпущенные «людьми в зеленом».
«Не стали собирать, значит, торопились. Вдвоем тащат тяжелораненого, быстро идти не смогут, а в темноте остановятся: по ночному лесу с такой ношей не пойдешь. Есть шанс догнать… но не сейчас, а с утра. Дед наверняка разрешит, даже поможет – его эти „носители маскхалатов“ еще в марте сильно заинтересовали. С утра организует погоню».
След вывел к реке. Митька покрутил головой, поглядывая то вверх, то вниз по течению, ничего не заметил и обернулся к Мишке:
– Лодка у них была, что ли?
– Нет, Мить, здесь брод. Вот от этого камня и до такого же на том берегу. Видишь?
– Вижу, но в воду нам лезть нельзя. Если они с той стороны затаились, подождут, пока мы на середину выберемся, и перестреляют, как уток. Если бы днем да ребята стрелять умели бы… А так – они там за кустами, да еще в одежках этих. Мы их даже и не разглядим.
Митька был кругом прав, приходилось соглашаться, как бы обидно ни было. К тому же Мишка чувствовал, что боец из него сейчас никакой. И не только боец, но и просто ходок.
«Через лес – метров триста пятьдесят – четыреста, да до дому с полкилометра. Больше тысячи шагов… Эх, где вы, трамвайчики питерские?»
– Мить, устал я что-то. Пойду потихоньку, а ты прикажи носилки какие-нибудь соорудить или волокуши – убитых в село дотащить надо.
– Сделаем. Фома, Иоанн! Сопровождать господина старшину!
Ребята гаркнули хором:
– Слушаюсь, господин десятник!
Митька поискал глазами лекарку.
– Юлия, ты тоже со старшиной ступай.
– Ага! Господин десятник. – Юлька оставалась Юлькой – не съязвить не могла. – А я-то с вами покойников таскать собралась! Что ж поделаешь – не судьба.
Мишка думал, что Дмитрий ответит какой-нибудь резкостью или просто проигнорирует девчоночий треп, но вдруг, к своему изумлению, впервые за все время знакомства увидел на его лице улыбку. Перехватив Мишкин взгляд, Дмитрий мгновенно улыбку с лица согнал, но зачем-то посчитал нужным пояснить:
– У меня сестренка такая же была, не язык – жало, а сама добрая…
«Блин! Сестренка! Он же первый раз своего щенка где-то оставил! Ну и правильно, не тащить же с собой по тревоге. Но отмякает душой парень! Вот уже и улыбаться стал…»
Юлька, видимо тоже что-то такое почувствовав, никак комментировать Митькины слова не стала. С ее характером, это был верх деликатности.
– Ну ладно, Мить, я пошел.
– Давай. Старшие стрелки! Филипп, твоей пятерке – тот покойник, что у дерева, а тебе, Ахрамей, – тот, что в кустах…
«Ахрамей? Это Варфоломей, что ли? Придумают же! Учился со мной в школе пацан по фамилии Варфоломеев, так его „Варварой в кальсонах“ дразнили. Детское творчество, блин».
В лесу стало уже совсем темно, Мишка несколько раз спотыкался, один раз чуть не упал, но его вовремя подхватили. Устыдившись своей слабости, он резко выдернул руку и обернулся, чтобы сказать нечто эдакое… И обнаружил вместо Иоанна, вроде бы шедшего справа от него, Роську.
– Ты чего это здесь?
– Иоанн и там сгодится, а я уж как-нибудь тут… И лекарка Юлия сказала, что так лучше будет.