Покоренная сила - Страница 38


К оглавлению

38

«Все „в одну калитку“, как по заказу! Верные деду люди разъехались обустраивать боярские усадьбы, у меня друзей среди сверстников так и не завелось, сестры… У баб свои разборки, но, насколько я понимаю, они друг другу такие фортели не прощают. Хреново дело, сэр Майкл, но если устоим, всё – мы графы! По всем статьям, и ни одна тварь пикнуть не посмеет. Только вот как устоять? Драться, конечно придется, но если есть еще время…»

– Деда, сколько у нас еще времени?

– Кхе! Глянь-ка, Листя, парень-то не оробел, голова работает!

«Ого! Уже и Листя! Роман развивается по всем канонам».

Листвяна отреагировала на дедово замечание с достойной престарелого мудреца лапидарностью:

– Так Лисовин же!

«Мерси боку, мадам! Я в вас явно не ошибся».

– А если Лисовин… – Дед поскреб в бороде и испытующе глянул на внука. – Сообрази-ка сам!

– Ну… Прямо сейчас пахать, сеять надо – не до бунтов. Потом как раз травы подойдут, надо будет косить… Получается, что до купальских праздников у нас время есть. Полтора месяца… Должно хватить.

– Верно мыслишь. – Дед согласно кивнул, потом спохватился: – Погоди, на что хватить?

– Всякая война должна предваряться информационным воздействием…

– Михайла!

– Прости, деда, сейчас объясню. Наши враги, прежде чем напасть, подготавливают умы односельчан к тому, чтобы их действия были сочтены правильными и справедливыми. Все наши грехи и промахи – действительные и мнимые – вспоминают, по-своему толкуют, а если надо, то и вообще полное вранье выдумывают. Ведут разговоры, распускают слухи. Следят за тем, как люди это все воспринимают, что в ответ говорят. Если что-то идет не так, то поправляются: ведут разговоры несколько по-другому, распускают немного переиначенные в нужную сторону сплетни. Все это называется информационной войной. Цель ее – оставить будущего противника без друзей и союзников. Сделать будущего противника заранее во всем виноватым. Озлобить людей, настроить их так, чтобы любой гадости, о противнике сказанной, верили и любую подлость и жестокость, с ним совершенную, признали справедливой. Все это сейчас к нам и применяется.

– Кхе…

– Я почему про время спросил? В информационной войне, как и в обычной, надо отвечать ударом на удар. А чтобы победить, наш удар должен быть сильнее, чем их. Только в рукопашной схватке все происходит за считаные мгновения, а в информационной войне медленно. Но если сделать все как надо, то полтора месяца должно хватить.

– Кхе… Опять книжная премудрость. И как у тебя в башке это все помещается-то? Листя, чего скажешь?

Листвяна сделала постное лицо и выдала афоризм:

– Береги честь смолоду. Если уж Михаилу невзлюбили, то никакими сплетнями и слухами это не поправишь.

«Ты что же это, курица, уже госпожой воеводихой себя вообразила? Воспитывать меня будешь? Ну погоди…»

– Все правильно, деда. Арабы говорят: «Если хочешь принять решение – посоветуйся с женщиной и сделай наоборот!»

– Кхе! Арабы, говоришь? – Дед покосился на ключницу. – А что, арабы – народ смышленый!

На лице Листвяны столь явственно отразилась досада, что Мишка почувствовал себя прямо-таки персонажем одного из романов Дюма-отца.

«Прокол у тебя вышел, тетка, талант к интриганству у тебя, несомненно, есть, а знаний мало. Если хватит ума мне поперек не становиться, бог с тобой, но если попробуешь мне гадить, урою так, что позавидуешь запоротой Буреем девке. Мне тут еще только доморощенной миледи де Винтер не хватало!»

От деда, кажется, этот маленький психологический этюд не укрылся – все-таки Корней был мужем бывалым, при княжеском дворе обретался, да и вообще всякого видал. Он недовольно повел носом и рявкнул:

– Листвяна! Щи простыли, стол заляпан, куда смотришь?

«Жучка! Место! Так-то вас, интриганок. Но без баб проблему информационной борьбы не решить – они в Ратном вместо СМИ работают».

– Погоди, деда, без женщин нам не справиться. Слухи, сплетни – их епархия. Не надо ключницу гнать, да мать еще позвать бы…

– Так! – В голосе деда зазвенели строевые интонации. – Со стола прибери, найди Анюту и приходите сюда обе! Давай шевелись!

Листвяна мигом вызвала двух девок-холопок, велела прибрать на столе и сказать боярыне Анне Павловне, что ее кличет боярин Корней Агеич. Все было вроде бы правильно, но Мишка решил «дожать» ситуацию. Вперившись взглядом в ключницу, он, стараясь копировать дедову интонацию, выдал:

– Ты что, оглохла? Господин сотник велел ТЕБЕ найти мою матушку и только потом приходить вместе с ней! А ну пошла!

Листвяна метнула возмущенный взгляд на деда, но тот, словно ничего не слышал, целиком сосредоточился на наливании себе в чарку кваса из кувшина. Листвяна развернулась и пробкой вылетела из горницы.

«Хлопнет дверью или не хлопнет? Хлопнула! Ну и дура!»

Мишка вскочил с лавки и, высунувшись в дверь, крикнул ключнице в спину:

– Листвяна, вернись, дед зовет!

Обернувшись назад, увидел удивленно поднятые брови деда и, скорчив хитрую рожу, приложил палец к губам. Дед, явно заинтригованный, расправил намоченные квасом усы и приготовился наблюдать продолжение спектакля.

«Эх, Средневековье! Ни кино тебе, ни театра, а все уже давно обыграно, и не по одному разу, и во всяких вариантах. Только и остается, что повторять мизансцены в подходящих ситуациях».

Листвяна вплыла в горницу с видом оскорбленной невинности и уставилась на деда. Дед, в свою очередь, с интересом пялился на внука.

«Был, в свое время, такой замечательный фильм „Все остается людям“. Я, конечно, не народный артист, но и публика-то тоже…»

38