Нинея наконец прервала молчание:
– Если я тебе еще полсотни ребят приведу, сможешь выучить вместе со своими?
«Так! То, о чем я и думал – обучать языческие кадры на нашей базе. Нет уж, милейшая баронесса, чтобы потом эти же „кадры“ моих ребят по лесам резать принялись?»
– Нет, баба Нинея, прости, но нет.
Нинея явно не была готова к столь решительному отказу, раньше Мишка себе подобного тона никогда не позволял. Она даже остановилась и уставилась на Мишку испытующим взглядом.
– Что ж так, Мишаня?
– Воины должны быть единоверцами, у меня учатся только крещеные.
– Этих же окрестил и моих окрестишь, я дозволяю.
«Ну да, все как по нотам – притворное крещение для получения знаний и навыков».
– Тесно у нас, этих-то с трудом разместили, куда же еще-то?
Нинея сердито стукнула посохом в землю.
– Не юли, Мишаня! Не хочешь брать моих ребят! Почему?
– Был у нас уже об этом разговор, баба Нинея, помнишь, наверно. Я делаю только то, последствия чего могу себе точно представить. А сейчас я последствий представить не могу. Вернее, могу, но они мне не нравятся. Учить тех, кто потом мне нож в спину всадит, это ж каким дураком надо быть? Ты же меня дураком не считаешь? До тех пор пока ты мне не объяснишь, зачем тебе это понадобилось… И пока я не поверю, что это так на самом деле и есть… Не обессудь, ни одного твоего человека в учение не возьму.
– Вот, значит, как…
Нинея отвернулась от Мишки и медленно пошла к своему дому, а Мишка остался стоять на месте. Этого Нинея, похоже, тоже не ожидала, видимо, думала, что старшина «Младшей стражи» пойдет следом, попытается что-то объяснить, как-то смягчить впечатление от своего отказа… Мишка же, хоть и было ему неприятно отказывать Нинее, чувствовал за собой правоту и ни каяться, ни менять своего решения не собирался.
Старуха снова зло ткнула посохом в землю и развернулась лицом к Мишке.
– Не веришь мне? Я тебя когда-нибудь обманывала? Хоть раз зло тебе сотворила?
– Мне – нет, но сейчас я не за одного себя отвечаю. А верю или не верю… Крещение ведь будет притворным? Так?
– А эти? – Нинея кивком указала на дом, в котором размещалась воинская школа. – Они по своей воле крест приняли?
– Нет, не по своей, во всяком случае, не все. Однако приняли не для того, чтобы отринуть!
– Воинская школа на моей земле стоит, и я не могу в ней своих людей учить?
– …
– Да стоит мне только повелеть!..
– …
«Ну, сэр, сейчас ка-ак долбанет… Как того волхва… Как там Беляна причитала: „Убьет или разума лишит“.
Мишка буквально физически ощутил, как давит на него воля ведуньи, захотелось если не сбежать, то хотя бы отвести глаза, но именно сейчас этого ни в коем случае делать было нельзя.
«Нет здесь никакой мистики! Надо только выдержать, не поддаться… Б-б-блин… Не будет она меня убивать, ей не убить, а подчинить надо… Кажется, надо выстроить в сознании стену, даже мысленно представить ее себе… Или все проще? А ну пошла на хрен, старая карга! Сейчас сам как долбану!»
Похоже, получилось… Давление пропало, а Нинея уже не угрожающе, а как-то совсем по-женски обиженно воскликнула:
– Да что ж ты молчишь-то, Мишаня?
– …
«Жалко бабку, что-то важное я ей, похоже, обломал… А ведь ничего, кроме добра, от нее не видел. Но нельзя иначе!»
Нинея неожиданно улыбнулась и заговорила тоном ворчливой бабки:
– Верно тебя Бешеным Лисом зовут… Ладно, паршивец эдакий… Пошли в дом, там поговорим.
«Не верю!», как говорил товарищ Станиславский. Это: «Стоит мне только повелеть» – не просто так выскочило. И попытка ментальной атаки, хотя знает, что меня так, как остальных, ей не пригнуть. Редкое зрелище вам открылось, сэр Майкл, – мадам Петуховская сорвалась, потеряла контроль над собой! Но, судя по тому, как она быстро взяла себя в руки, вы, сэр, нужны ей позарез. Правда, возвращение в образ доброй бабушки вышло не очень натурально – нервы, годы…
Однако если прозвучало предложение поговорить, то получается, что тогда – в начале апреля – вы, сэр Майкл, были правы, решив не форсировать и дождаться, пока старуха сама расколется. Вот, похоже, и дождались. Теперь, чтобы вас убедить, ей придется выдать хотя бы часть тех планов, которые у нее в отношении вас, сэр, имеются. А планы, надо понимать, очень для нее важные, иначе Нинея не сорвалась бы при первом же возникшем препятствии. Ну что ж, послушаем».
– А может, здесь поговорим, баба Нинея? Не дай бог Красава почует, что мы с тобой поссорились.
– А вы вовсе и не ссорились! – Голос Красавы прозвучал за спиной так неожиданно, что Мишка чуть не подпрыгнул. – Ты просто боишься бабулю, а чего бояться-то?
– Ну ты даешь, Красава! Так и заикой сделать можно…
– Ну вот, и меня испугался!
«Выпороть бы тебя, соплячка…»
– Ага! А теперь рассердился! – Красава явно получала удовольствие от применения недавно освоенной науки.
«Ну-с, мадемуазель, если вы считаете себя такой умной… Пороть-то по-разному можно».
– Правильно, рассердился. А можешь сказать: почему?
– Потому, что я незаметно подкралась и узнала то, что ты не хотел, чтобы я знала!
– И это правильно. И чего же я, по-твоему, боюсь?
– Я же сказала: бабулю.
– Бабулю, которая мне жизнь спасла и от которой я ничего, кроме добра не видел? Я, которого светлые боги так любят, что бабуля меня заворожить не может?
Бзынь! Подзатыльника от Мишки Красава никак не ожидала и не только не смогла увернуться, но даже на какое-то время оцепенела от изумления. А Мишка, схватив Красаву за плечо, уже орал, как Петька на своих ратников: