Покоренная сила - Страница 10

Впрочем, проблем могло возникнуть вполне достаточно и без легкомысленных шляпок. Когда платья были все-таки сшиты (Машке – амазонка, Аньке – просто платье, но на кринолине), Мишка, глянув на сестер, испытал что-то вроде легкого шока.

Глаз уже привык к свободно ниспадающим одеяниям, в основном широким, прямого покроя длиннополым рубахам, перехваченным в талии ремешком или вышитым поясом начисто, скрадывающим очертания фигуры (кроме, разумеется, такой, как у тетки Алены, такое не спрячешь). Поэтому приталенные, с узким, подчеркивающим грудь лифом платья вызывали… Мишка, например, вспомнил далекие шестидесятые годы и свои ощущения от впервые увиденной девушки в мини-юбке.

«М-да, гроздья женихов на заборе, пожалуй, еще не самое страшное, сэр. Как бы нам массовых беспорядков в столице не спровоцировать».

– Проклянут, мама, от Церкви отлучат, – попытался Мишка высказать свои опасения, – плетьми из города погонят…

– Нет, Мишаня, не проклянут. – Мать тонко улыбнулась и еще раз окинула довольным взглядом плоды своих трудов. – И из города не погонят. Княгиня тоже женщина… и ближние боярыни.

– Да один отец Илларион всех твоих боярынь…

– Пусть только попробует. Поломанные кости в языческой ловушке ему райским наслаждением покажутся. Только он рисковать не станет – не дурак.

* * *

Как заметил умница Экклезиаст: «Все проходит», закончился наконец и Мишкин домашний арест. Однажды утром, когда Мишка излагал деду очередной прожект, в горницу сунулась материна сенная девка Жива и сообщила, что пришел Илья и принес какое-то известие, но в дом зайти стесняется. Дед и внук, оба хромая на правую ногу, выбрались на двор под весеннее солнышко.

– Здорово, Илюха! Давно не виделись! – поприветствовал обозника дед.

– Здрав будь, Корней Агеич, здравствуй, Михайла. Вот, на службу пришел, Бурей меня отпустил.

– Так служить пока нечего. – Сотник Корней сожалеющее развел руками. – Может, новости какие есть?

– Новости есть, – бодро отозвался Илья. – Афоне жена чуть второй глаз не выцарапала: и за распутство, и за то, что холопов упустил. Он ей про серебро, а она монеты в кашу высыпала, «жри», говорит.

– Кхе, сурово… А и поделом! Чего еще нового слышно?

– А еще: у Михайлы рука легкая оказалась – Афоню теперь иначе как кобелем и не кличут. А бывает, что и кривым кобелем.

– Кривой кобель – это… Кхе! Смачно! Умеет народ назвать. Долго еще пустомелить будешь? Не с этим же пришел?

– Правда твоя, Корней Агеич, не с этим. Ты вот недавно Михайлу к волхве посылал.

– Ну да? – ненатурально изумился дед. – А зачем?

– Как «зачем»? У нее деревня пустует, а тебе холопов девать некуда… Ой!

Илья испуганно прикрыл рот ладонью, а дед сокрушенно покачал головой:

– Всё знают, ну что ты поделаешь? Ну и что же она мне ответила?

– Так кто ж знает? С другой стороны, холопов ты к ней не ведешь, так что, по всему выходит, она тебе отказала. Тем более что и знамена нынче на том берегу объявились.

– Какие знамена?

– Обыкновенные – на дереве затес сделан, а на затесе знак выжжен.

– Что за знак? – деловито осведомился дед, сразу же став серьезным и сосредоточенным.

– Неведомо! Таких знаков никто никогда не видел.

– Ну-ка изобрази, вон около стены земля оттаяла.

Илья нацарапал щепочкой что-то отдаленно напоминающее знак равенства, только с очень толстыми черточками. Даже не черточками, а, скорее, сильно вытянутыми прямоугольниками. В середине каждого прямоугольника имелся полукруглый вырез.

– Кхе… И я не видел. Михайла, что скажешь?

– Не знаю, деда, что-то знакомое, но никак не соображу. Вообще-то есть правило: чем проще знак, тем древнее род.

Дед снова принялся допрашивать Илью:

– Когда, говоришь, знамена появились?

– Сегодня с утра заметили. Видать, ночью ставили.

– Ночью выжечь, и чтобы дозорный не заметил? – Усомнился Корней.

– Да, без огня не выжжешь, – согласился Илья. – Значит, вчера.

– От кого вчера дозорные были?

– Десяток Фомы вроде бы.

– Совсем распустились, у них под носом… Илюха, ты служить пришел? Тогда быстро ко мне Фому зови!

В этот момент Мишка все-таки понял, что напоминает ему нацарапанный Ильей знак.

– Вспомнил, деда! Знаю, что это такое! Ярмо, в которое быков запрягают!

– И правда, Корней Агеич, похоже на ярмо, – приглядываясь к собственному рисунку, поддержал Мишку Илья.

– Кхе… Ярмо разъятое. – Дед поскреб в бороде и вдруг озабоченно нахмурился. – Промахнулись мы с тобой, Михайла. Тут не тридцатью коленами пахнет, а как бы и не сотней…

– Две с половиной тысячи лет? Не может быть!

– Может, Михайла, очень даже может… Удивительно, конечно, даже жуть берет, как подумаешь, но может.

– Деда, ты о чем это?

– Сказка, конечно, языческая, и христианам ей верить не след, однако же в те времена никакого христианства еще и в помине не было… Знаешь, откуда у людей ремесла и знания появились?

– Ну…

«Не желаете ли, сэр, процитировать сочинение господина Энгельса „Происхождение семьи, частной собственности и государства“? Не желаете? Ну и молчите в тряпочку!»

– Не знаю, деда.

– Кхе… В незапамятные времена, когда люди жили в дикости, землю не пахали, ремесел не знали, городов не строили, Сварог сбросил с небес на землю три золотых предмета: ярмо, чашу и то ли серп, то ли топор – по-разному рассказывают. Люди те предметы подобрали и через это постигли разные умения и ремесла. Кхе… Так вот, если на знаменах – то самое ярмо… Понимаешь?

– Понимаю, деда… Но это же – согласие! – осенило Мишку. – Нинея нам показывает истинную древность своего рода, чтобы понимали. И в то же время… Мы признали ее боярские права, в том числе на земли и знамена, а она показала, что признает наше признание… то есть…